Это очередная история из серии зарисовок так или иначе связанных с гемофилией. Истории эти не несут какой-то там смысловой нагрузки и не призывают меня пожалеть. Просто в какой-то момент мне подумалось, что надо-бы описать, как оно было болеть в 90-х чем-то таким, посложнее гриппа. И чтобы взгляд был не совсем из больничной палаты, а в целом, собирательный.

Годиков эдак восемнадцать-двадцать мне было, когда моя семья в другой район города переехала. И, надо сказать, не очень удачно.

Во-первых, все друзья-собутыльники остались в старой части города, до которой пешим ходом, сквозь частный сектор, минут сорок добираться. А ежели петлю закладывать, да по городу, да по освещенным людным улицам, чтоб в морду лица не отхватить по причине того, что ты не местный, то еще дольше.
Не знаю как сейчас, а в конце девяностых — начале двухтысячных у нас с этим на периферии очень просто было:

– Стоять, ты откуда?
На в жбан!

Или:
– Чё-то у тебя морда незнакомая.
– У меня не морда, а лицо.
– Ну сейчас мы тебе из него морду сделаем…
На в жбан!

Или, совсем просто: На в жбан!

Когда в голове шум пройдет, да привстать сможешь, чтоб оглядеться, жбаностучальной команды уже и след простыл, а вместе с ними и содержимое карманов улетучилось в страну проёбаных вещей.

Во-вторых, там, куда я переехал, было очень много молодёжи моего возраста, но в чести у моих новых соседей был рэп, а не хеви-метал. На всю девятиэтажку, состоящую из восьми подъездов, по 4 квартиры на этаже, было только два артефакта в косухах и с патлами – я и такой же, недавно переехавший, Джус.

Понятное дело, что поначалу нас пытались бить поодиночке. Потом, когда мы с Джусом скооперировались, чтобы чувствовать себя увереннее, нас били вдвоём. И такое недопонимание было между нами и жителями «четверки» очень долгое время.

Давить на жалость и объяснять, что я гемофилик и чем чреват для меня даже слабый удар по голове, я не мог. Точнее, мог бы попытаться, но… С одной стороны, это означало клеймо изгоя, калеки, ущербного недоделка – этого я себе позволить не мог (о том, как моя психика дошла до таких умозаключений, я рассказывал в третьей байке). С другой стороны (и с этим парадоксом мне еще предстоит разобраться), я не мог вот так вот взять и выкинуть то, что нагромоздил у себя в голове, ради того, чтобы мимикрировав под большинство, вписаться в другой коллектив. Поэтому я принимал бой за боем до тех пор, пока однажды кто-то не услышал брыньканье гитары с моего балкона.

Через пару дней меня остановили не для того, чтобы самоутвердиться, а для того, чтобы пригласить в компанию и накурить. Тогда я впервые попробовал коноплю.
– Так чё ж ты не говорил, что на гитаре играешь? – спрашивали в тот вечер местные, передавая косяк по кругу.
– Так вы ж вопросов не задаёте, а я с транспарантами не привык ходить, – отвечал я, выпуская дым после задержки дыхания.
– Ну чо, как трава? – поинтересовался кто-то, спустя несколько минут.
– Водка, кажись, лучше, – сообщил я.

Так и познакомились. Умение играть на гитаре оказалось пропуском в большинство дворов и компаний этой части города. А моя приверженность к изменению сознания классическим способом – бухлом – почему-то заставляла моих ровесников относиться ко мне, как к персонажу, повидавшему в своей жизни некоторое дерьмо, а значит, человеку бывалому.

Нет, мои новые знакомцы не сидели на одной лишь траве. Они могли и прибухнуть, но только если с травой был полный голяк. А если доступными были оба варианта, то их выбор был очевиден. Как, собственно, и мой.

Однако большую часть времени всё-таки проводил в той части города, где мы жили раньше. Просто стал носить с собой гитару. Это очень часто оборачивалось посиделками до пяти утра с незнакомыми мне пьяными или накуренными людьми в каком-либо из дворов на пути следования домой, но всё же было лучше чем «Стоять, ты откуда? На в жбан!».

Взрослые между собой тоже общаются. Человек ведь животное социальное. Кто-то из родителей в разговоре с новыми соседями обронил пару слов о моей болезни, они, между делом, упомянули в разговоре с кем-то из соседнего подъезда… И спустя пару-тройку лет, во время вечерних посиделок кто-то спросил у меня, как называется та херня, которой я болею и как часто мне выписывают наркоту в качестве обезболивающего.

К тому моменту, когда это произошло, некоторая часть покуривавших «планчик» и уверявших, что на него не подсядешь, уже давным-давно перешла на более тяжелые вещества и суетилась в постоянном поиске денег на дозу. Вот, собственно, они и поинтересовались. Именно с тех пор, когда мне говорят, что "планчик" надо легализовать и он безобидный, я, каждый раз, мысленно кручу у виска. Не с нашим менталитетом, ребята. Отдающих себе отчет, ЧТО они принимают – единицы. Большинство же, обязательно захочет чего покруче. И всё равно найдет..

Мои заверения, что наркоту мне никогда не выписывали, разбивались о доводы в стиле «Да ладно, чё ты, мы ж люди понимающие» и плавно перетекали в плоскость «ну не жопься, просуетись, нарежь и нам колёсиков».

Каждый раз, когда подобная тема поднималась, градус давления на меня был немножечко выше, чем в предыдущий раз и с этим нужно было что-то делать, а я совершенно не представлял, что. Идея пришла вместе с анекдотом об идеальном самоубийстве, когда киллер подмешал жертве снотворное со слабительным, а жертва проснулась и умерла от стыда.

Несколько следующих диалогов о «достань-ка нам наркоты, тебе ж не тяжело, мы ж знаем» я потихонечку сдавал позиции, упирая на то, что лично мне, с моей болезнью, выписывают только специальное обезболивающее, которое не факт, что подойдет им. Однако, «да ладно, чё ты» становилось только настойчивее. И, в конце концов, сделав выражение лица максимально похожим на грустного пожилого зайца, я сказал, что, мол, окей, у меня осталось несколько таблеток, а на днях мне уже получать новые. Поэтому остатки я им передам. Но так как наркота – дело подотчётное и конвалюты я обязан сдавать, то отдам я только таблетки, без упаковки. Только чё-то очкую, потому что доктора мне постоянно, когда выписывают, напоминают о том, что таблетки заточены только под мою болезнь. Поэтому, парни, мол, я без вопросов передам, только если что, не вздумайте меня спалить. Ибо я всё отрицать буду и следующий раз на ваши настоятельные просьбы не поведусь. Потому что, сука, таблетки особенные и доктора об этом напоминают постоянно. Короче, раз пять одно и то же в разных вариациях повторил.

А через пару дней таки вручил им завернутые в обрывок тетрадного листа, 12 таблеток копеечного (на тот момент) фуросемида. На двоих.

До сих пор не знаю, ощутили ли эти любители острых ощущений какой-то наркотический эффект от мочегонного. Они не рассказывали. Даже если и догадались о том, что я им что-то не то впарил, общались после этого, вроде бы, нормально. Но наркотой поделиться больше не просили.

© VampiRUS

Предыдущие:
Первая
Вторая
Третья