Четвертый курс. 14 сентября 1984 года подъем в шесть утра. Наш взвод выезжает в Ногинск на танкодром. Занятие по ремонту и эвакуации боевых машин. С утра и до самого обеда идет холодный, пронизывающий дождь. И это еще только середина сентября. Эй, погода, не гони! Дай еще немного насладиться последними отголосками лета. Мы еще успеем намерзнуться зимой на полевых занятиях и ученьях.

Как не справедливо устроен мир. У женщин есть зима, весна, лето и бабье лето (и даже чуть-чуть золотой осени). У курсантов есть только два сезона и два учебных периода – зимний и летний. При этом лето, почему-то оказывается таким коротким! А зима кажется бесконечной.

Полковник Сосилов спрашивает у нас теорию эвакуации поврежденных машин, ставит первые в этом учебном году двойки и разбивает наш взвод по экипажам. Слава Голомедов назначается командиром роты, я – зампотехом (хотя в роте такой должности нет, есть старший техник роты, но на занятиях у нас все возможно). Плюс, вместе с механиком-водителем, мы — обычный экипаж одной из учебных БМП.

Совершаем учебный марш по танкодрому. По вводным преподавателя, экипажи БМП «выходят из строя» — кому-то приходится реально «переобуваться» («подрыв на мине» — замена поврежденных траков). Кому-то — «самовытаскиваться» из лужи с помощью бревна. А экипажам бронетранспортеров — с помощью лебедки и полиспастов.

Наша БМП по вводной «застряла» посредине глубокой лужи (ну, не на сухом же месте нас учить!). Разумеется, в ходе предыдущих тяжелейших боев мы потеряли бревно для самовытаскивания. БМП наша подбита, «хвост горит, бак пробит», двигатель не работает. И единственное крыло, на котором мы могли бы дотянуть до своих, стоит не на нашей машине.

И приходится нам прыгать в воду, тянуть трос к танку, который работает у нас в роли тягача. Танк довольно легко вытаскивает нашу БМП из лужи. Промокшие, продрогшие, но счастливые мы продолжаем движение. Не самая сложная нам досталась сегодня вводная. И это здорово!

Но уже в следующей луже у нашей БМП на резком повороте слетает гусеница. И, разумеется, ее клинит о фальшборт. Увы, это не вводная. Ведь вводные ограничены фантазией преподавателя. А в реальной жизни ограничений на проблемы не существует. И это проблема. Реальная проблема!

Нам со Славой снова приходится лезть в лужу. И около часа возиться с этой гусеницей. Разбирать ее, ставить на место, собирать. И все это под проливным дождем. Мы промокли до нитки. Извозились в грязи по самое не хочу. Но преподаватель доволен – занятие удалось на славу.

Уже через год с небольшим после окончания училища в Афганистане мне придется делать тоже самое, когда в окрестностях Баграма при преодолении реки Барикав, на моей командирской БМП слетит гусеница. Придется так же разбирать ее, натягивать на катки, собирать. В ледяной воде. И я буду с благодарностью вспоминать занятие, которое прошло у нас на четвертом курсе.

В воскресенье мы отсыпаемся, как белые люди, до восьми утра. Вчера немного температурил, но сегодня самочувствие прекрасное. После завтрака три часа парадной подготовки. Комбат случайно услышал, как наш взвод выходил на большой плац с песней. Объявил всему взводу благодарность. И приказал ротному отпустить нас всех сегодня в увольнение.

Это попахивает каким-то бонапартизмом. В училище никто не отменял понятие боеготовности. Поэтому в увольнение стараются отпускать не более трети роты. Иногда, конечно же, уходит больше. Но списки увольняемых составляются именно из такого расчета. И если сегодня отпустят в увольнение весь наш взвод, то какой-то другой взвод может этого самого увольнения лишиться. Но, кажется, сегодня никто не хочет заморачиваться таким мелочами, как боеготовность. По крайней мере, не мы.

Мы быстро переодеваемся в парадную форму. Ротный проверяет наш внешний вид, и мы уходим в увольнение. Еду домой, в Клин. Это три часа в одну сторону, три часа обратно и один час дома. Не слишком много.

К тому же, у меня увольнительная записка, а не отпускной билет. Формально за переделы московского гарнизона выезжать я не имею права. Так что моя увольнительная записка, в случае задержания меня патрулем за пределами Москвы, будет считаться не действительной. За это меня могут отчислить из училища. И, значит, попадаться военному патрулю мне никак нельзя.

На Ленинградском вокзале у электрички небольшое столпотворение пассажиров. Оказывается, какая-то женщина умудрилась провалиться между электричкой и платформой. Похоже ударилась она не сильно, но глаза расширены от ужаса, что-то кричит. Народ не знает, что делать. Пытаются ей что-то посоветовать и вытащить ее, но у них это не получается.

Наверное, в это время было забавно наблюдать за мной со стороны. К четвертому курсу у нас уже выработалась привычка четко исполнять обязанности командира в бою — принимать командование на себя, если рядом нет старшего командира или командира нет совсем. Оценивать обстановку, принимать решение, отдавать боевой приказ, организовывать взаимодействие, управление и всестороннее обеспечение.

Поэтому все делается уже на рефлексах. Взгляд, оценка ситуации, команды. Отправляю одного молодого человека предупредить машиниста, чтобы задержал отправку поезда. В пару слов объясняю женщине, чтобы смотрела на меня. Слушала и делала то, что я сейчас ей скажу. И вдвоем с мужчиной, который стоял рядом, мы легко и без особых проблем вытаскиваем ее за руки на платформу.

Женщина пока еще в шоке. Опасливо смотрит на щель, из которой мы ее только что вытащили. И осторожно заходит в вагон. К тому времени возвращается молодой человек, которого я посылал к машинисту. Приходится отправлять его снова, чтобы он передал, что электричку уже можно отправлять. У нас все нормально.

И в этот момент раздается немного удивленный голос женщины:
— Туфля.

Она смотрит себе на ноги (одной туфли явно не хватает), потом в щель между платформой и вагоном. И голосом маленькой обиженной девочки произносит.
— Туфля упала.

Да, я все делал правильно. До этого самого момента. Потому что сейчас двери закроются, и электричка тронется. И тогда можно будет спокойно объяснить этой женщине, что она осталась жива. И это главное. А туфлю она себе обязательно купит. И даже две – правую и левую.

Любой взрослый человек смог бы все это объяснить – просто и доходчиво. И я бы, наверное, смог. Но в этот момент в одном месте начинает шевелится, шевелиться и шевелиться шило. Я быстро снимаю китель, протягиваю его женщине. И аккуратно прыгаю в щель между электричкой и платформой. С благодарностью вспоминая родной спортвзвод, занятия на полосе препятствий. И костеря себя на чем свет стоит.

К счастью, электричка не тронулась. Я успел вылезти на платформу. Передал женщине её туфлю. Забрал свой китель, зашел в электричку. И, на всякий случай, перешел в соседний вагон. Пока эта женщина не пришла в себя и не начала благодарить меня при всех за то, что сделал бы любой на моем месте. И особенно за мое глупое решение прыгать за туфлей, чего делать никому бы не стоило.

В соседнем вагоне, на волне адреналина, я сразу же усаживаюсь рядом с какой-то симпатичной девушкой. Знакомлюсь с ней, беру у нее номер телефона, приглашаю на ближайший танцевальный вечер в наше училище. На четвертом курсе все это делается легко и на полном автопилоте.

Это через пару лет мне станет трудно знакомиться с девушками. Из-за трости, с которой я буду тогда ходить. Из-за того, что лицо мое будет «украшено» шрамами. Из-за осложнения с позвоночником и множества других комплексов, и придуманных проблем. Но это будет еще не скоро. А пока никому из нас не стоит никакого труда познакомиться с любой красивой девушкой. И влюбиться нее по уши.

Александр Карцев.

P.S. Отрывок из моего романа "Кремлевцы". Роман можно прочитать на моем авторском сайте http://kartsev.eu в разделе Проза.
(фото из инета)