Поступило задание — найти ветерана Великой Отечественной, о котором еще никто не писал. Срок — еще вчера. Ежели кто знаком со спецификой журналистской работы, он знает, что есть те, о которых говорят каждый год — почетные люди с орденами и медалями, их, как флаг, приглашают на каждое мероприятие. В этот раз произошло по-другому. И за это я благодарен судьбе. Как найти неизвестного человека? В облвоенкомате есть список ветеранов… не больше двухсот человек, беру его и начинаю обзванивать всех по очереди. Кто-то не поднимает, кого-то нет в живых. В списке значился Александр Балабас, звоню, поднимает женщина. Объясняю ситуацию, говорю: "Ваш муж — ветеран Великой Отечественной, хочу о нем написать". В ответ: "Сможете подтвердить свою личность?" Бабушка оказалась ветераном КГБ. Подтвердил, принес верительные грамоты. Потом услышал рассказ. Поверьте, я мало таких слышал…

Весной 1945 года в Польше карагандинец Александр Балабас со своим отделением захватил в плен опытнейшую разведгруппу противника. Помогло шестое чувство, вспоминает он. В ту ночь сержант и командир отделения, решивший подменить своих уставших товарищей, стоял на посту. Услышав шаги, он напряженно крикнул: «Стой, кто идет?» и прильнул к пулеметному прицелу. В ответ раздалась фраза на чистейшем русском: «Не стреляйте, ребята. Мы — свои». Из темноты показались семь уверенно шагавших фигур…
— Не поверил я им. Меня всегда интуиция спасала, вот и сейчас в душе что-то недоброе шевельнулось. Приходилось раньше и с власовцами сталкиваться. Как проверить? Паролей никаких не было, да и какие пароли в наступлении, когда все подразделения перемешались, а с тыла окруженные немцы нажимают. Подпустил я их метров на двадцать и ору: «Пароль!». Вижу, они начинают в цепь разворачиваться для атаки. Стрелком я был хорошим, обучали нас крепко. И с пятнадцати метров очередь из пулемета прямо перед ними засадил. Они залегли, потом один из них руку поднимает и говорит: «Выходи, Иван, поговорим». Видимо, думали, что я один здесь, мы ведь фактически в окружении были. За это время и ребята мои подоспели, что в доме спали. Ощетинились стволами. Увидев наше численное преимущество, немцы сдались. Когда мы их нашим разведчикам передавали, я подошел к главному немцу и спросил, откуда он так хорошо по-русски говорит. Оказалось, что еще в 30-е годы тот учился в Советском Союзе. Уже после войны узнал, что в то время многие немецкие военнослужащие проходили учебу в СССР, а советские — в Германии. Тогда же выяснилось, что это опытная немецкая разведгруппа и выбирается из окружения аж из-под Крыма, а ее командир является кавалером Железного креста. За этот бой меня наградили орденом Красной Звезды, — рассказывает Александр Ильич Балабас, которому в марте нынешнего года исполнилось ровно 90 лет.
Последовавший за этим эпизодом бой стал для молодого сержанта-пехотинца последним на этой войне. Он получил тяжелое ранение в ногу, и только умелые руки фронтового врача-хирурга, который за время непрерывной восьмичасовой операции собрал в единое целое осколки кости, уберегли бойца от ампутации. Александр Ильич благодарен ему за это по сей день…
Наш собеседник родился 24 марта 1926 года в селе Онуфриевка Кировоградской области Украины. В 1938 году его отец, работавший шахтером, перебрался жить в поселок Бреды Челябинской области на Урале. К началу Великой Отечественной Александр Балабас окончил пять классов и уже через год пошел работать на шахту № 3/5 в маркшейдерский отдел чертежником, где и трудился до призыва в армию. Фронтовик вспоминает, что незадолго до этого отцу приснился сон — он вывел на пастбище двоих белых бычков… и один из них потерялся. Повидавшие жизнь местные старики вскоре объяснили ему, что это дурная примета. Так оно и вышло — с войны у него вернулся только один из сыновей, а второй, служивший в кавалерии, умер от ран в госпитале.
После призыва в армию Александра Балабаса направили в запасной стрелковый полк, который дислоцировался в городе Чебаркуль Челябинской области. Здесь их учили постигать премудрости воинской науки — окапываться, стрелять из различного стрелкового оружия, обезвреживать мины.
— Меня сразу определили в школу младшего сержантского состава. Срок обучения — шесть месяцев, потом еще два добавили. Учили хорошо, грех жаловаться, стрельбы практически каждый день были. Стреляли из винтовок, автоматов, ручных и станковых пулеметов, снайперских винтовок — как советских, так и трофейных немецких. Из миномета учили стрелять. В августе 1944-го меня назначили командовать отделением — это десять человек. Пополнение шло в основном из недавно освобожденных областей. Так и получилось, что практически все мои подчиненные оказались молдаванами, которые и по-русски толком говорить не умели. Приходилось учить. Некоторые, правда, хитрили. Говорили, что не могут оружие в руки брать по религиозным соображениям. Я тут вспылил и кричу на них: «У немцев тоже свой бог есть, они его в бой с собой носят (имеется в виду надпись на пряжке немецкого ремня «Gott mit uns», в переводе «Бог с нами» — Прим. ред.). Так вот их бог вас убивать не запретит!». Гляжу, одумались немножко, стали заниматься. Потом я с ними в первый бой пошел, — говорит Александр Ильич.
Эшелон с пополнением, в котором находился и 18-летний командир отделения Александр Балабас, влился в состав 415-го стрелкового полка 1-й Брестской дивизии 70-й армии 2-го Белорусского фронта, которым командовал один из лучших советских полководцев Константин Рокоссовский. Под Белостоком, который находится на территории современной Польши, состоялись последние перед боями тактические учения подразделения, в том числе и обкатка танками. Один из сослуживцев Александра Балабаса тогда не смог кинуть боевую гранату: боеприпас соскользнул в длинный рукав шинели и разорвался внутри. Солдат погиб, так и не дойдя до фронта…
— Когда прибыли на передовую, сразу подумал — плохо дело. Нам достался опасный участок, голое поле, а это значит, немец мог в любой момент танки пустить. Но приказ есть приказ, там и заняли оборону. Как стояли? Днем на позиции только боевое охранение оставалось и снайперы, мы в блиндажах отдыхали. Ночью наступал наш черед — не давали врагу спать, время от времени постреливали в сторону их траншей. Пускали осветительные ракеты, чтобы не дай бог «ползунков» в нашу сторону не пропустить, немецких разведчиков то есть. Из еды — только овсяная каша, хлеб и кипяток, мы его чаем называли, — усмехается ветеран.
14 января 1945 года солдатам выдали двойной комплект бинтов, гранат, патронов к личному оружию и пулеметам. Командир роты предупредил, что вечером на передний край приедет командующий, поэтому все приводили себя в порядок. Примерно в 11 вечера, когда совсем стемнело, по траншее прошли трое старших офицеров в плащ-палатках с накинутыми капюшонами. Один из них остановился и спросил: «Как настроение, бойцы? Кушали? Завтра наступление!» И распорядился перед боем выдать каждому по 100 граммов. В ту ночь Александр Балабас впервые попробовал водку. А в офицере, который разговаривал с ними, он узнал командующего фронтом Константина Рокоссовского.
— Едва рассвело, как ударила артиллерия. Стреляло все, что могло стрелять, и пушки были подтянуты едва ли не к самому переднему краю. Помню, нас здорово оглушило, а немецкие траншеи оказались скрыты пеленой разрывов. Артподготовка длилась около часа. После нее мы пошли вперед. Надо сказать, оборона у противника была подготовлена грамотно: проволочные заграждения прикрывались минными полями, за ними — траншеи и дзоты, это укрепленные огневые точки с пулеметами. Мы бежим, а навстречу поднимаются наши саперы, они ночью ползали и мины снимали. Говорят мне: «Сержант, вот тебе коридор, вправо-влево свернешь, подорвешься. Проволоку мы тоже срезали». Идем дальше, немец стреляет. Мои молдаване залегли. Я тогда еще толком ругаться не умел, да и солдат старался зазря не обижать. Кричу, что нужно двигаться дальше, иначе нас здесь накроют из минометов. И тут, как на грех, немецкие шестиствольные минометы взвыли. Знаете, какой они звук издают? Примерно, как ишак кричит: «И-а-а»! Уже ничего не нужно было объяснять, бойцы сами побежали к вражеской позиции. Немцы ко второй траншее отступили, а за ней находились третья и четвертая…
Пехота прорвалась вперед на 5 километров, затем в контратаку пошли немецкие танки. Советская артиллерия отстала, да и гранаты были уже на исходе. Пришлось отступать, вспоминает ветеран. Во время этого вынужденного отступления рота потеряла больше людей, чем во время первой атаки. Ротный командир погиб тоже. Накануне боя он хвастался товарищам новенькой шинелью из английского сукна и каракулевой папахой, которую где-то раздобыл. После боя нашли его тело, изорванное и перемолотое танковыми траками: видимо, за излишнюю вычурность формы немцы посчитали его высокопоставленным офицером, которого нельзя оставлять в живых. А вот командир взвода, который перед атакой переоделся в грязный прожженный ватник и старые ботинки, остался жив…
Подразделение отступило на полкилометра, дальше танки не пошли. У них была иная задача — задержать наступление советских войск, чтобы потрепанные немецкие части могли прийти в себя и перегруппироваться. Александр Балабас в том бою был ранен осколком мины, однако в тыл его не отправили, он долечивался в полковом медсанбате до марта 1945 года.
— Когда не могли взять какой-либо укрепленный пункт, мы его обходили, выставляя заслоны. Таким образом в нашем тылу оказалось около 60 тысяч вражеских солдат. 6 марта 1945 года они пошли на прорыв. Я все еще находился на излечении близ города Торн в Польше, когда поступил приказ командира полкового медицинского подразделения: все, кто может держать оружие, должны занять оборону. При этом говорили, что немцы прорвались и вырезали дивизионный медсанбат, никого не пощадили. Меня снова назначили командиром отделения, и мы заняли оборону на окраине городка. Помимо винтовок, у нас были ручной и станковый пулеметы, даже крупнокалиберный ДШК выделили и «сорокапятку» (орудие калибром 45-мм), патронов тоже было много. Вскоре на горизонте показались вражеские цепи — шли густо, хорошо, что танков к тому времени у них уже не было, потому что весь бензин в окружении пожгли. Наступали они через поле, поэтому цели мы видели хорошо. Отбились, слава богу. С тех пор мы подвергались непрерывным атакам с 5 утра до 8 вечера, как по расписанию, — вспоминает Александр Балабас.
Попытки немцев прорваться из окружения продолжались с 6 по 14 марта. Именно в этот период карагандинский ветеран столкнулся с вражеской разведгруппой. А 14 марта он был вторично ранен — вражеская пуля раздробила ему ступню. И если бы не героический подвиг полевого врача, Александр Ильич мог бы остаться без ноги.
— К тому времени патроны у нас уже кончились, отбивались трофейным оружием, тем, что удавалось собрать на поле боя. Выручили наши танкисты — к месту прорыва подошел танковый корпус. Обрадовались мы, конечно, неимоверно. Попрощался я с ребятами, и меня отправили в госпиталь. Там я еще натерпелся с ногой, но это уже другая история, — рассказывает Александр Ильич, задирая штанину и демонстрируя большой шрам. — После излечения нас, солдат 1926 года рождения, отправили на Дальний Восток, в Николаевск-на-Амуре, где я служил еще около 4 лет. Демобилизовался в июле 1950 года и приехал в Караганду, где к тому времени мой отец работал на шахте.
За мужество на поле боя карагандинец Александр Балабас награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени, медалями «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией», а также 24 юбилейными наградами. После войны прошел путь от рабочего строительного управления № 1 до начальника планового отдела управления «Карагандауглесбыт». Со своей супругой Татьяной Васильевной живет в счастливом браке вот уже 62 года, воспитал двоих сыновей и дочь.
— Вот вы просили о боевых эпизодах рассказать. Я их все помню и хочу, чтобы вы донесли до подрастающего поколения, какой дорогой ценой досталась нам Победа, — говорит ветеран. — Но еще больше я могу рассказать о жизни, которая наступила после войны, о том, как строилась и поднималась страна. О том, какое это счастье, когда над головой мирное небо…