За окном — морозец, метель… Темнеет. После трудов праведных утомившись, жарю на кухне пельмени… И никто мне ничего не скажет. Жена уехала на два месяца в Харьков. На ФПК. Если честно — и скучаю даже. Чуть-чуть. Но есть и плюсы. Нет, не бежать с надроченным по блядям ( набегался давно — не интересно), и не уходить в месячный запой — сроду в этом смысла не видел, да и работа такая — чтоб выпить — нужно телефон отключать…
А плюсы — несомненные. Во-первых, вот навернул колонки на сколько хочу — и бежит у меня Чиж по выжженной земле, гермошлем захлопнув на ходу — и никто не орёт мне, чтоб прикрутил свою эту бесовщину… Вот жарю пельмени — и никто не сообщает, что, мол, жри-жри это говно. С твоей поджелудочной ещё три раза пожрёшь такое — и сдохнешь. ( Жена у меня — медицинский врач, знает, что говорит))). Да, собственно, имея в погребе ещё 27 литров домашнего самогона в разных вариациях — наверное, щас таки позволю себе 250 мл. Под метель , Чижа и пельмени… Мы славно поработали — и славно отдохнём!…

Пиликает телефон. Номер знакомый — корововоды. Не слишком хорошие, скупые к коровам и брехливые к ветеринарам — но тем не менее, клиенты. Брать трубку откровенно неохота — эти больше любители повыносить мозг вопросами — а за день уже так нащебетался, что в башке гудит… Однако, беру. И тут же понимаю, что пельмени остынут без меня.

Ааа-ооо!!( звуки рыданий)). Доктор, памагите, корова отелиться не может! ( ну, это не самое страшное — плавали, знаем). Когда пузырь лопнул? Штоооо?! Как, блядь, вчера утром?! Почему сразу не позвали? Как?! Сами пытались? Два дня?! ( на языке — "вы там ебанутые, штоли?"). Задние ножки достали? Вчера? Ну молодцы, нахуй, акушеры хуевы. Короче, телёнку уже кранты 146%, с чем вас и имею честь поздравить… С огромной долей вероятности — кесарево, да. 100%-ного положительного исхода не гарантирую… Почему? А вы бы ещё с неделю выждали. На верочку. Так что, ехать? Или прописать сразу втирание ножа в области шеи? Аааа-ооо!! ( звуки жадных рыданий)… Ну, едьте… Еду.

Колокольчик в волосах Чижовой шмары звучит соль-диезом, пельмени грустно улыбаются коричневыми рожами из сковородки, я скачу по дому, сваливая в сумку флаконы с кальция хлоридом, глюкозой, капельницы, все имеющиеся хирургические иглы, иглодержатели, шёлк и кетгут… Нахожу давно заброшенный советский брюшистый скальпель ( современные тупятся от одного вида коровьей кожи)…

Дашка Логанеску в тёплом гараже устало вздыхает и с извечной румынской тоской покорно выезжает под секущие полосы снежных зарядов. Благо, ехать не далеко. Километров 10. Правда, коммунальщики у нас темноты боятся и ночью не работают — но кого это останавливает? Нет преград патриотам!

В свете фар — косые трассеры снежных хлопьев и голубые ворота, перед которыми маячат с фонариком две скорбные фигуры в фуфайках… Шо, жмоты, грустно вам? Погодите, щас выпью болотной заорёте. Как я вам весь ужас ситуации опишу. И всю глубину вашего долбоебизма.

Здасьте-здрасьте, какое щастье! Идёмте, скруджи вы макдаки, на пациентку глянем. Большущая симменталка, второй отёл. Давала до 25 литров в день… Лежит, голова опущена, дышит тяжко, из письки — торчат две холодные ножки. Как памятник жадности хозяев. Пытаюсь ладонью проникнуть между ножками и стенкой влагалища , чтоб оценить размеры пиздеца — увы, нереальная задача. Всё отекло. Телёнок, конечно, мёртв. Задохнулся околоплодными водами, когда пережалась пуповина и он попытался вдохнуть… Грустно. И вытянуть его — никак.

Разгибаюсь, вытираю руку, закуриваю… Так, неуважаемые, выхода два — или кесарить, или — вызывайте мясников. Нет, гарантий не дам. Да, есть шанс. Не было бы — сразу бы про мясников сказал. Думайте, пока докурю. Вы, бля, два дня о чём-то думали же? На вот эти вот ножки глядючи?… Надо же — вышли на улицу, шепчутся яростно. Оно понятно — такая коровка нынче как подержанный Опель стоит. Резать жалко. А так — шанс. Всё, докурил до фильтра. Итак, дамы и господа, ваш модный приговор? Про гарантии и шанс повторять не стану. Кесарим? Окей. А теперь — слушай мою команду!

Дядя, переноску с самой мощной лампой. Тётя — чистую солому на пол вокруг коровы, ведро горячей воды и мыло. Забегали… Ладно. При свете засиженной ещё летними мухами лампочки аккуратно ввожу коровке в ярёмную вену 5 кубов миорелаксанта. Скотинка настолько измучена, что даже не вздрагивает… Пока она отъезжает, быстро мастырю сразу две капельницы — 200 мл кальция хлорида и 400 мл 5% глюкозы. Флаконы креплю к столбику проволокой, обе иглы лупашу в ту же вену уже откинувшейся на правый борт и вытянувшей ноги страдалице… Коровка засыпает, ей явно легче, дыхание выравнивается… Мужик приволакивает квадратный лед-прожектор, сарайка освещается, как съёмочная площадка Голливуда, не хватает только лунного модуля и Армстронга в памперсах и скафандре.)) Тётка разбрасывает солому, тащит ведро и мыло…

Смачиваю водой и натираю мылом коровий бок, достаю ещё советский бритвенный станок — и выбриваю , отступив на ладонь от маклока, неширокую, но длинную дорожку сверху вниз. Здесь и будет линия разреза. Щедро поливаю её йодом, обильно инфильтрирую 2% новокаин… Всё, вроде. Так, хозяева, вы к крови как относитесь? Впрочем, мне нынче похуй на вашу тонкую душевную организацию. Тётя — можешь быть свободна, я вас, дядя, я попрошу остаться! Делать всё, что я буду говорить. Быстро и сосредоточенно. Двух дней на раздумья уже не будет.

Понеслась! Тем самым советским скальпелем наношу мощный и длинный разрез сверху вниз по подготовленному полю. Живая кожа расступаясь, издаёт свистяще-скрипящий звук. Крови практически нет. Отлично! Не останавливаясь, в два приёма рассекаю под ней косую брюшную мышцу — плотную, тёмно-красную, волокнистую. Первый разрез — не насквозь — второй — аккуратный, уже вместе с брюшиной. Из коровьих недр вырывается сложный аромат, знакомый чаще мясникам. Слева — стыдливо выглядывают петли кишечника, готовые выскочить под скальпель, а по центру — огромный сизый рог матки. Размером с 50-кг. поросёнка. В нём — плод. И околоплодные воды. Бродящие второй день. Которым никак нельзя разрешить попасть в брюшную полость… Дядя, хули ты там за спиной зеленеешь? Блевать после будешь! Сымай фуфайку, слушай сюда! Сейчас я вот этот вот мешок обхвачу и подниму над разрезом, а ты — толкнёшь его по моей команде на меня? Ферштейн? Давай, воин ислама, на исходную… Закатываю рукава до плечей, то же заставляю сделать дядьку, обильно поливаю руки обоим денатурой ( вкусно пахнет спиртом) — затем — становлюсь на колени, и, почти ныряя башкой в коровьи глубины, охватываю из-под низа рог с плодом — и рывком ( ой, спина моя, спина!) приподымаю скользкого тюленя на верх, хриплю — "Толкай" — и , неожиданно, дядя толкает верно и чётко. Маладэць, блядь!

Серо-розовый мешок свисает над разрезом на сторону. Хорошо! Аккуратно рассекаю его сантиметров на десять, даю вытечь околоплодным водам наружу, затем разрезаю энергично еще сантиметров на 50 — и вот он — трупик прекрасного бычка. Эй, дядя, помоги-ка! Вдвоём выдёргиваем усопшего во чреве наружу ( задние ножки сюрреалистично втягиваются обратно в письку и выходят из рога матки)… Бросаем его на солому… Вот и всё. Вслед за телком летит плацента… Дальше — всё внутри обильно присыпается хлороформовой присыпкой, ооочеень доолгое штопание вначале рога матки ( 2 метра кетгута), потом — брюшины, мышцы, и, наконец — кожи. Штопание кожи — это жопа жопная, ребята. Кто хочет прочувствовать — попробуйте старый кожаный реглан разрезать и сшить))… Выгнув три иглы, поколов все пвльцы и натерев иглодержателем водянки, где-то за час все дырочки в левом боку рогатого ёжика были заштопаны… Чтоб нечем было посвистывать… Дальше — капельницы, антибиотики — рутина…

Сидим с дядькой — хозяином на кормушке, курим, молчим… Смотрим, как коровка, отходя от наркоза, тыкается головой в землю, обнюхиваент солому на том месте, где лежал бычок, пытается её лизать… Материнский инстинкт — он такой. Не чувствую ни спины, ни рук… Кисти ломит застарелый туннельный синдром…

Хозяйка приглашает на чай, погреться… Побереги чай, тётя. Мне к вам теперь не раз ездить придётся. Пока коровка не вычухается. Жлобы вы, жлобы… Сэкономили, а?

Сажусь в стылую на ветру румынку, укладываю в портмоне жмаканные двухсотки, прогреваю мотор и еду завтракать вчерашними жаренными пельменями. Три часа ночи — самый жор же!

_