— ЗА ДВЕ НЕДЕЛИ ДО —

Павел вернулся домой ровно в 18-50.

Он ненавидел уходить со службы раньше положенного, но надо — значит надо. А Павел с детства все делал как надо, и теперь, став взрослым, стремился прививать эти качества всем, кто оказывался в шаговой доступности.

Катька встретила его в прихожей с дежурным поцелуем.

— Где сын? — спросил ее Павел.
— Нет его, — лениво ответила Катька.
— Я спросил — сын где? — в голосе Павла залязгал метал.
— Гуляет, — бросила Катька, и, вильнув бедрами, удалилась на кухню. — Ужинать будешь?

Сука, подумал Павел, сжимая кулаки. Врезать бы ей по морде, чтобы научилась разговаривать как надо. Вот только свекор ему тогда ноги поломает.

В прошлом году Алексей Афанасьевич уже выразил озабоченность жесткой внутренней политикой, которую Павел проводил в семье, и ввел против него персональные санкции. Причем не смутился, что у Павла первый разряд по боевому самбо и черный пояс по каратэ, а поработал секунд десять кулаками и сделал ему из лица фарш. Глаза заплыли, губы всмятку, еще и нос на бок улегся. А Павла вообще никогда не били, он всегда самый сильный был. Еще обиднее, что, по словам свекрови, дома свекор рук не распускал, хотя по пьяни врубал "Радио Шансон" и горланил блатные песни, что аж соседи вешались.

Никита позвонил в дверь в 18-53.

— На три минуты опоздал! — напустился на него Павел. — Совсем охренел, что ли?! Тупой, безответственный придурок!
— Ну паааап! Мы с пацанами…
— Быстро одевайся и на тренировку!

— Прикинь, пап, — сказал Никита, когда они с отцом шли в спортивную школу. — Бабку с седьмого этажа в больницу забрали. Прикинь, па!
— И дальше что?
— Так ей и надо, па! Мы с пацанами ей казнь придумали, пусть только ее обратно привезут…
— Ты че несешь?! — вызверился на него заботливый отец. — Какую еще казнь? Ты совсем дебил, как мамашка твоя! Не вздумай никому про это говорить, понял, казнильщик хренов! Уроки лучше делай!

"Никому" — это, конечно же, деду. Тот презирал дочку: сама с мудаком связалась, сама и мучайся, говорил он. А вот насчет внука переживал.

— Эх, не выросло бы из него говно, — сказал он как-то Павлу, в упор глядя на него бешеными атаманскими глазами. — Такое же как ты, не пьющее, не курящее, зае…вшее всех говно.

"И чем ему эта бабка не угодила? — угрюмо раздумывал Павел. — Бабка как бабка, из конуры своей почти не вылезала. Небось, дружки подбивают. Кретины малолетние, типа Мишки Пеглова. Родаки наркоманы, и этого под дозой сделали. Надо участкового напрячь, у них же притон на хате".

— Давай быстрее! — рыкнул он на сына, который, казалось, еле-еле переставляет ноги. — Мне с тренером поговорить надо. Специально у комвзвода отпросился.

— 1 —

…Лежа на больничной койке, Аделина издавала пронзительные звуки, которые, в ее представлении, должны предшествовать скоропостижной кончине.

— Аааа, щас сдохну!!! — надрывалась она на радость медперсоналу. — Ааааа, больноооо!!! Мамочка, боженька, примите мою душу, аааа!!! Священника мне, батюшку позовите!… Врача!!! Извергииии!!!

Несколько минут Ольга слушала этот концерт, затем присела на корточки возле смертного одра, запустила руку под одеяло и положила ладонь подруге на живот.

— Аааа, не тро… — Аделина икнула и замолчала. По всему телу забегали блаженные мурашки.
— Девушка, осторожнее! — предупредила Ольгу медсестра, вошедшая в палату с уколом обезболивающего. — Швы, между прочим, утром наложили! Вы что вообще…

Не меняя позы, блондинка обернулась.

— Не волнуйтесь, я ничего не испорчу, — вежливо сказала она. Медсестра, секунду назад готовая применить силу, примолкла и стала терпеливо наблюдать за происходящим не поймешь чем.

Некоторое время спустя Аделина выдохнула, открыла глаза и сказала:

— Уффф, отпустило вроде!… Ох, грехи мои… Оля, да что ты меня лапаешь, как пастух доярку? — Блондинка плавно вытащила руку из-под одеяла и отошла в сторону.
— Полегче тебе, Аделин? — спросила она.
— Конечно полегче! — ответила Аделина. — Укол подействовал, наверное, вот нельзя было раньше сделать, надо до последнего дотянуть, пока я окочуриваться начну, да что же за враги…
— Аделина Рафиковна, — перебила ее медсестра, решительно выходя на сцену. — Мы вам сейчас второй укол сделаем. А то вы окочуритесь, а нас минздрав проверками замучает.

Аделина в ужасе вытаращила глаза, но в следующий миг резиновый жгут обвился вокруг ее руки выше локтя.

— Кулаком поработайте, — коротко распорядилась медсестра.

***

В лифтовом холле Ольга неуклюже увернулась от тележки с медикаментами, одновременно нашаривая в кармане вибрирующий телефон.

— Да, мамуль! Да, скоро приеду. Адель нормально, ей аппендицит вырезали. Еды отнесла, но у меня все отобрали, потому что ей пока нельзя. Да пусть кушают, не обратно же тащить. Ну пока, мамуль. Целую.

Медсестра загородила ей дорогу.

— Я дико извиняюсь, — сказала она. — Но вы не могли бы объяснить, что вы сейчас сделали?
— Без понятия, — честно ответила блондинка, вертя айфон в пальцах. — Просто. Захотела и сделала.
— Ясненько, — кивнула медсестра. — Вы давно Аделину Рафиковну знаете?
— Мы в школе вместе учились. А почему вы спрашиваете?
— Мне тоже нужна ваша помощь. Именно ваша и ничья больше. Вы можете мне помочь, хотя мы не учились в школе?

Ольга откинула со лба крупную светлую прядь и посмотрела на медсестру добрыми коровьими глазами.

— Да, наверное, конечно. А… а как помочь?
— В соседнем отделении лежит бабушка. Девяносто два года. Инфаркт. Жить ей осталось всего ничего. Она все время зовет внучку. Кричит: Алена, Аленушка! Плачет, не спит, снотворные не берут. Понимаете, о чем я?
— Не… — растерялась Ольга. — Сорри, я тупая, как пробка, так и Аделина говорит. Объясните, плиз, чего мне делать-то надо?
— Пойти к бабушке и сказать, что вы — ее внучка Алена. Она должна быть примерно вашего возраста. В конце концов, бабушка скоро уйдет, но можно отпустить ее счастливой.
— Пошли, — кивнула Ольга.

Медсестра — невысокая, изящная женщина с волосами цвета воронова крыла — взглянула на блондинку, но этот взгляд не был ее обычным рентгеновским просветом, которым она усмиряла сложных пациентов. Сейчас в нем скользило что-то, похожее на искреннее удивление.

— Подождите, — сказала она. — Дайте я кое-что скажу. Бабушка после инфаркта ослепла, скоряки ее уже незрячей сдали. Но она чувствует… Я сама уже хотела прикинуться Аленой, так она ни в какую. А я могу убедить кого угодно и в чем угодно. Завотделением дочку свою приводила. Не та, говорит, Алена, чужая. Целый кастинг устроили, как на роль Матильды, все мимо.
— Я попробую, — пообещала блондинка. — Кстати, меня Оля зовут, если что.
— А меня — Агнешка. Ну, Аня, мать такое имя придумала. Идем, нам на второй этаж.

***

Эта палата была совсем не такой шикарной, как та, в которой лежала Аделина. Мебель старая, оборудование старое, штукатурка на стенах изъедена сыростью, потолок того и гляди рухнет. Старое тело на кровати возле окна еще удерживало в себе жизнь, но на пределе пределов. Морщинистые руки, выпростанные из-под одеяла, тревожно шарили в воздухе, искали что-то.

"Так вот как это — умирать от старости", подумала Ольга. Ее мозг не был приспособлен рожать связные мысли, и если уж такое случалось, то лишь от очень нехороших впечатлений.

Она постояла неподвижно, слушая что-то на своей волне, и шагнула к кровати.

— Бабушка, — сказала она.

Руки замерли в воздухе, лицо повернулось на голос. Сморщенная кожа лица выцветала быстрее, чем проносились секунды.

— Лилия Ивановна, — шепотом подсказала Агнешка и мягко попятилась к двери.

— Бабушка Лилечка, — позвала Ольга. — Бабулечка. Ты помнишь меня? Это я, Алена. Что ж ты разболелась, бабуль? Я здесь, я с тобой. Всё хорошо.

Из слепых глаз потекли слезы.

— Аленушка, деточка… — тихо отозвалась старушка. — Пришла, родная. Как я тебя ждала, как ждала…
— Мне сказали, что ты ждешь, — ответила блондинка. — Я очень торопилась. Ты меня не видишь, да? Ничего страшного, я рядышком. Не плачь, бабуль.

Она наклонилась и стала гладить старушку по голове.

В дверях палаты, затаив дыхание, стояли Агнешка, заведующая отделением и постовая медсестра. "Фигассе", — еле слышно пробормотала зав.

— …она заснула, — сообщила Агнешка блондинке, которая, приютившись на банкетке возле поста, копошилась в айфоне. — Показатели в пределах нормы. Поживет еще. Ну вы даете! — добавила она.
— Оля, — напомнила блондинка.
— Это было очень круто, Оль, — призналась Агнешка. — Слушай… Я, конечно, понимаю, что уже наглость… Ты не посидишь с ней еще разок? Я боюсь, она проснется, и опять всё заново.
— Нет проблем, — кивнула Ольга, вставая. Она убрала в карман айфон и добавила: — Пока я нужна, буду приходить.

Когда она выходила из клиники, охранник окинул ее подозрительным взглядом и что-то быстро заговорил в рацию.

"Бахилы, — спохватилась она. — Надо же бахилы снять, а то что я, как дура".

***

— Анька, где ты нашла это чудо?! — воскликнула завотделением.
— Подругу навещала, — уклончиво ответила Агнешка. — Она… эээ… мне показалось, что голос приятный очень. Думаю — бабульке понравится.
— Да капец ангелочек! — умилялась зав. Она остановилась около поста и мигом согнала с себя умиление. — Светланмихална! У вас тут посторонних никого не было?
— Какие, к черту, посторонние? — вопросила медсестра, заполнявшая толстый журнал. — Родственники всякие приходили, ну и эта еще, внучка Алена.
— Короче, — понизив голос, продолжала заведующая. — По зданию шляется какая-то тетка. Одета как с помойки, воняет бомжом, на лице маска.
— А охранники что ж? — язвительно осведомилась постовая. — За двойную пайку могли бы и жопу иногда со стула поднимать.
— Прохлопали, ищут теперь. Но пока не нашли. Зачем явилась — фиг знает. Ань, слышь? Тебя тоже касается. Вид у нее, как у полоумной. Увидите — сразу узнаете. А как узнаете — жмите тревожную кнопку. Ожидать можно чего угодно.

Агнешка сделала рукой зловещий жест, символизирующий перерезание горла, и удалилась к себе в отделение.

— 2 —

Три следующих дня Ольга добросовестно приволакивала в клинику пакеты с фруктами, соками и минералкой — один для Аделины, второй для Лилии Ивановны. Агнешка тайком передавала Аделине Рафиковне вкусную, но вредную "запрещенку", а Ольга шла к старушке, разговаривала с ней, кормила с ложечки. Агнешка и заведующая отделением опасались, что старушка начнет задавать неудобные вопросы, и блондинка провалит миссию, но всякий раз, убаюканная импровизированным массажем головы, бабушка мирно засыпала.

После визитов "внучка" выглядела уставшей, на висках поблескивали капли пота, в углах глаз отчетливо проступали морщинки. Агнешка, без затруднений читавшая чужие мысли, не могла прочесть, что блондинка думает обо всем этом, а на вопросы та ограничивалась лаконичным "Всё норм".

— Деточка ты моя, Аленушка. Какая ты красивая выросла, взрослая совсем. Дай мне ручки свои, милая. Прости меня, старую, что потеряла тебя…

Шел четвертый день. Аделина уверенно поправлялась, хотя и точила шавуху, будто всю жизнь голодала. За нее Ольга уже почти не беспокоилась.

Старушка осторожно взяла ее за руки, стала гладить, бережно перебирая пальцы.

— Колечки носишь, деточка моя, хорошая, — сказала старушка. — Колечки, перстенечки, красивая. — И вдруг спросила:
— Как тебя на самом деле зовут, милая?

Блондинка вздохнула.

— Зовите Аленой, какая разница, — ответила она.
— Нет, нет. Ты не моя внучка… но ты… ты такая добрая девочка. Кто ты?
— Я Оля, — призналась Ольга.

Старушка тихо всхлипнула.

— Оля, Олечка. Послушай, что скажу тебе. Послушай меня, пожалуйста. Найди мою Аленушку.

Голос старушки слабел, он становился все тише, слова звучали неразборчиво. Ольга подалась вперед, напряженно вслушиваясь.

Несколько минут спустя она вдруг почувствовала, что в палате есть еще кто-то, кроме нее и слепой старушки. К шее сзади словно приложили кусок льда из морозильника. И злой шепот, как сквозняк: "Лилия?". Ольга огляделась, пытаясь понять, померещилось ей, или вправду кто-то шепчет. И тут обреченно, на одной нескончаемой ноте запищал кардиомонитор.

***

Небо над севером Москвы было по-зимнему стерильным, темно-синим, а звезды искрили холодно и недобро, когда Ольга и Агнешка поднялись в салон рейсового автобуса и уселись на задний диван. У Ольги была с собой дорожная сумка, у Агнешки — рюкзак.

Блондинка, пыхтя, стащила с себя пуховик и расстегнула молнии сапожек. Более ловкая медсестра выскользнула из пальто и сложила его рядом, соорудив сидячую постель. Ольге подумалось, что Агнешка, наверное, лишь недавно отцепила от воротника значок "Анархия" и купила новый рюкзак вместо того, с портретом Летова. Она уже знала, что Агнешка, хотя ей и тридцать девять, до сих пор в душе анархистка и неформалка.

Пассажиры расползались по салону, готовились к долгой поездке. Зажегся свет, прошел контролер, проверяя билеты. "Отправление через десять минут", — крикнул он напоследок. Кто-то разворачивал пакеты с едой, кто-то уже спал.

— Нам тоже надо выспаться, Оль, — сказала Агнешка, забирая у нее пуховик и складывая его в подушку. — Денек завтра тот еще предстоит. Черт, не могу поверить, что я в это вписалась.
— А зачем ты вписалась? — спросила Ольга. — Меня попросили, мне и ехать…

Агнешка подумала над вопросом.

— Ты, конечно, ангельское создание, — ответила она. — Только у меня сердце сжимается при мысли, что ты одна поедешь за МКАД. А я в медицине двадцать лет, и сердце никогда не сжималось. И учти, там даже не Подмосковье, а хренов поселок, где раньше селили туберкулезных уголовников.
— Боже, да кто меня обидит! — засмеялась блондинка. — Но все равно, супер, что ты со мной. Если честно, я одна не очень люблю, а Аделину сейчас никуда не вытащишь.

Агнешка неодобрительно прицокнула. По ее мнению, инфантильная дочка столичного чиновника видела жизнь только в сериалах и просто не врубалась, что реальный мир совсем не такой, как по телеку.

— Ну и потом, — заговорила она после паузы. — Это не деревня в три избушки, если ты так представляешь. Там вполне себе населенный пункт с кучей домов и стадами синеботов. И далеко не факт, что все друг друга знают. Как, по-твоему, мы будем ее искать?
— Ее зовут Алена, — сказала блондинка. — Не такое уж частое имя. И она примерно мне ровесница. Вряд ли там много Ален в возрасте сорок пять, сорок семь. И мы знаем бабушкину фамилию.
— Внучку могут звать Еленой, — тоном вредины возразила медсестра. — Бабушки часто коверкают имена. И ей может быть не сорок пять — сорок семь, а тридцать — сорок. Она может жить в другом городе и даже в другой стране. Ее может вообще не быть. Так что фигня эти твои особые приметы.

Ольга достала айфон.

— Да, мамуль. Да, еду. Мамуль, да не хочу я на такси! Я в такси уже наездилась, а на автобусе только в школе каталась. Мне интересно. Я завтра позвоню, все в порядке. Папуле привет.

Агнешка позвонила маме и напомнила, что курение убивает.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Ольга. — По-моему, ничего сложного.
— А по-моему, — не согласилась Агнешка, — мы едем хрен знает куда, зачем и почему. Я бы вообще списала на то, что у бабушки под занавес начался бред. Она одинокая была, ни родных, ни близких, только какая-то якобы внучка. Соседские мальчишки над ней издевались, — мрачно добавила она. — Родителям все похрен. Вот только как она догадалась, что ты — не Алена?
— Алена есть, — сладко зевнула блондинка. — Она есть, и мы ее найдем. Наверняка квартира в Москве ей лишней не будет.
— Особенно, если свою она, допустим, пропила, — злорадно сказала Агнешка.

Но Ольга уже заснула, склонив белокурую голову ей на плечо и ровно посапывая носом.

***

Павел уехал в командировку на усиление, и для Кати это было вроде каникул. Можно курить, не делать по утрам зарядку, готовить и есть то, что нравится, а не то, что муж заказал, и смотреть телевизор, лежа на диване и забросив ноги на спинку. Правда, в последнее время она подозревала, что сын ее закладывает… да и наплевать. Пашка боится ее отца, потому что знает: тот только и ждет повода.

После полуночи она взяла сигареты, зажигалку, накинула дубленку и вышла на улицу. С наслаждением закурила, сложив губы уточкой, выдохнула дым в небо. Во дворе темнотища, фонари не горят. И ни единой живой души. Очень кстати. Ей не хотелось ни с кем разговаривать.

Она выкурила сигарету, достала вторую. Крупными не натуральными хлопьями валил снег, завтра дворникам будет, чем заняться. Катя, разминаясь, прошлась туда-сюда. Постояла неподвижно, слушая ночную тишину. Выбросила окурок и хотела идти домой, как увидела: в окне лестницы, между вторым и третьим этажом, темнел человеческий силуэт.

Внезапно ее обдало ледяной жутью. Вроде бы и с чего: ну вышел кто-то покурить у мусоропровода. Но инстинкт самосохранения подсказывал, что этот "кто-то" — посторонний, и ему не полагается здесь быть. Катя надела очки, задрала голову и вгляделась в силуэт. Волосы у нее зашевелились, когда она рассмотрела, что ночной гость прижал лицо к стеклу и тоже смотрит на нее. Нижняя часть лица обтянута маской.

Подскочило и заколотилось в горле сердце. Сбывался самый большой страх, сохранившийся с детства в потаенном уголке памяти — повстречать в подъезде Чудовище.

— Мамочки… — прошептала Катя.

Хоть бы сейчас подъехала патрульная машина. Хоть бы кто из соседей вернулся. Господи, она сейчас была бы рада даже Пашке! Но двор пуст, в окнах ни огонька. Только у нее на кухне свет не выключен.

Но до кухни надо пройти четыре этажа, а по дороге придется миновать того, кто находится на лестничной площадке. Лифт не работает.

Силуэт за стеклом исчез. Господи, подумала Катя, он сейчас выйдет СЮДА. Она попятилась, готовясь к бегству от осязаемой кончиками нервов опасности. Но фигура мелькнула между третьим и четвертым этажом. Затем — между четвертым и пятым. Значит, есть шанс проскочить в квартиру. Катя рванула на себя дверь подъезда, до крови ободрав пальцы. Ее встретил тяжелый запах хвои, земли, стоячей воды. Чужие запахи, откуда-то из ч у ж о г о места. Сломя голову, Катя взмыла на четвертый этаж. Запершись изнутри, она стояла в прихожей, часто и тяжело дыша. Ее трясло от ужаса.

Из комнаты вышел Никита.

— Мам, а где ты была? — спросил он. Он спрашивал не так, как сын спрашивает у матери. Интонации отцовские, глаза заспанные, но уже прищуренные, ищут, к чему придраться. Он даже подпружинивает на ногах.
— Мам? — строго повторил Никита.

Катя резко выдохнула, размахнулась и влепила сыну оплеуху. В последний момент она изменила направление удара, и он пришелся не в висок, а по щеке. Никита мотнулся в сторону, врезался в стенной шкаф и уселся на задницу.

Он заскулил, ощупывая ушибленное место.

— Я все скажу отцу! — пообещал он. — И что ты курить ходила, скажу. И скажу, что тебя сосед трахает.
— Иди умойся и спать, — хрипло приказала Катя. — А то еще получишь.

В ванной полилась вода, сын всхлипывал, бубня что-то себе под нос. Но Катя уже забыла про него. Она вслушивалась в другие звуки — те, что доносились с лестничной клетки. "Кто бы это ни был, он где-то в доме", поняла она.

***

Перед школой Никита зашел за приятелем.

— Достал, что я велел? — спросил он.
— Нет пока, — шепотом ответил Мишка. — Попозже достану. Зато я купил петарды.
— Иди в жопу со своими петардами. Планы меняются. Мне нужно кое-что еще.

Пеглов воззрился на синяк, украшавший левую сторону Никитосовой физиономии.

— Ого! — воскликнул он. — Где ты так выхватил?
— На тренировке против двоих работал, без защиты, — сухо объяснил Никита. — Здоровые лоси, восьмиклассники. Пропустил один раз.
— Ты крут, чувак. Уважуха. Так что там тебе еще понадобилось?
— Слушай внимательно. — Никита положил руку приятелю на плечо. — Только в обморок не упади.

— 3 —

В восемь утра автобус остановился на конечной станции поселка Карантинный и высадил пассажиров. Ольга и Агнешка словно угодили в альтернативный, но тоже не особо удачный мир — вокруг, сколько мог охватить взгляд, громоздились желто-серые барачные дома, а население, толпившееся на посадку, напоминало монгольский конкурс близнецов.

Агнешка подышала носом, отбрасывая лишнее и концентрируясь на задаче. Ольга, зевая, завязывала шарфик и была похожа на домашнюю кошку, которую веселые хозяева для прикола вынесли во двор погулять по снежку. Раз, два, три, начали, скомандовала себе Агнешка.

— Оля, — сказала она. — Вон, давай фельдшера спросим.

На другой стороне улицы стояла газель "скорой помощи". Из магазина "Продмаг" вышагнула врач в форме, с батоном нарезного в руке. Это была хмурая дама с крокодильим лицом, явно не расположенная давать праздные интервью приезжим москвичкам.

— Здрасьте, — окликнула ее Агнешка. — Не могли бы помочь? Мы ищем одну женщину, внучку Лилии Ивановны Сумароковой. Зовут Алена, ей лет тридцать пять — сорок семь. Не знаете такую?

Фельдшер свирепо уставилась на нее.

— С дуба рухнула, родная? — рявкнула она. — Я тебе что, справочная? Я всех Ален по области знать не обязана!
— Нечего так разговаривать, — возмутилась Агнешка. — Я, между прочим, тоже два года на "скоряке" работала.
— Ах ты ж труженица! А я вот с училища по вызовАм мотаюсь, ни продыху, ни просвету. Давай еще на мобильный меня сними да в интернет выложи!
— Извините нас, плиз, — подала голос Ольга с галерки. — Но это действительно очень важно. Буквально полминутки… У той Алены, которая нам нужна, нет двух пальцев на левой руке. Скорее всего, мизинца и безымянного. Таких не припоминаете?
— Чудные вы, девки, — фельдшер сбавила обороты. — Не, такую не видела. А у меня зрительная память ого-го. Вы это… в поликлинике поспрошайте.

Агнешка проводила ее взглядом и взяла Ольгу за шарф.

— Ты ничего не говорила про пальцы, — сказала она. — О чем ты еще помалкиваешь?
— Пойдем попьем кофе, — предложила Ольга.

Кафе рядом с магазином называлось "Ручеек". Ольга оставила Агнешку "греть местечко" возле окна, а сама, помахивая кредитной картой, потопала к раздаче. Азиатка за кассой — узбечка или казашка — приветливо улыбнулась, поздоровалась и приняла заказ. "Спасибо за ваш заказ, приятного аппетита, хорошего дня".

— Итак, Оля, — напомнила Агнешка, когда Ольга принесла кофе и пирожные.
— Ах, да, — блондинка зевнула. — В общем, я сразу поняла, что бабушка не верит, что я — Алена…
— Че? — изумилась Агнешка. — То есть, ты ломала комедию с бабкой, зная, что она тебе не верит?
— Она сомневалась. Она внучку давно не видела, не помнила ее голос, и… я ждала, как она определит, что я — это не я. В тот, в последний день, она взяла меня за руки. Я подумала, ей просто нужно человеческое тепло, но она стала ощупывать мои пальцы.
— Гениально, — произнесла Агнешка. — Покойная видела свою внучку Алену очень давно. Хайли лайкли, та была еще совсем мелкой. Но уже тогда у нее не было двух пальцев.
— Ага.
— Это многое упрощает.
— Наверное, — легкомысленно кивнула блондинка. И тут же добавила: — Найти внучку — не проблема. Проблема кое в чем еще.
— И в чем же?

Ольга дважды откусила пирожное и прикончила его целиком.

— Здесь что-то странное. Ты говоришь, что бабушка жила одна. Тогда кто вызвал скорую, когда ее прихватило? Кто открыл дверь бригаде? Она ведь не просто лежала, у нее зрение пропало. Она была полностью недееспособна.
— Да, действительно, — Агнешка склонила голову набок. — Видимо, кто-то из соседей.
— Ты говоришь, соседи там не особо.
— Соцработница, вероятно…
— Она не состояла на соцучете. Я спрашивала заведующую отделением.
— Блин, Оля! Я ведь не справочное бюро, как та фельдшерша сказала. Ну и хамка, кстати.
— Просто она была голодная, — засмеялась Ольга. — Она такая со свежим батоном, в магаз хлеб только завезли, а ты такая: здрасьте. Ну, пойдем в поликлинику.

***

Проложив курс по навигатору, они немного попетляли задворками и вышли к нужному зданию. Поликлиника поселка Карантинный походила на сарай, поверх которого водрузили еще один сарай и обили сооружение листовым железом, чтобы не развалилось. Зато там присутствовал охранник, хромой, но несгибаемый и толстокожий тип. Он завернул их с порога.

— С кем вы тут разговаривать собрались?
— С процедурной сестрой, — процедила Агнешка. — С терапевтом и с главным врачом неплохо бы. Мы ищем женщину по имени Алена. У нее была бабушка Лилия Ивановна Сумарокова.
— С прессой не общаемся, комментариев не даем, — мужик в камуфляже положил руку на чехол с газовым баллончиком. — Кто такие?
— Мы из Москвы, — сообщила Ольга. — Я Оля.
— Я и так вижу, что не здешние! А Оля там или не Оля, мне пофиг. Записывайтесь на прием или чешите отсюда, пока полицию не вызвал.

Агнешка взглядом поставила "вратаря" на место, но проход от этого свободнее не стал.

— Мадам, ну не доводите ситуацию до ситуации, — попросил охранник.
— Сами вы ситуация, — огрызнулась Агнешка. Она чуть не заявила: "Я, между прочим, тоже медсестра", но вовремя вспомнила фельдшера с батоном и прикусила язык. Привстав на цыпочки, она через плечо охранника читала фамилии врачей над окном регистратуры. — Главврач — Романов Евгений Львович, он у нас на пятом курсе преподавал! Он меня точно пустит!
— Мне Романов до звезды, у меня свои инструкции, — равнодушно ответил охранник.
— В жопу себе их засуньте, — психанула Агнешка. — Я жалобу на вас напишу! И, — ("Гулять так гулять"), — опубликую в интернете во всех соцсетях!
— Да хоть две жалобы, ааще похрен. Эту богадельню не сегодня — завтра прикроют, а у меня пенсия, и клал я на всех.
— Подождите! — пискнула Ольга. — Полминуточки, плиз. Вы ведь всех местных знаете?
— Естественно, — подтвердил охранник. — Я так-то и сам местный.
— А вы не знаете Алену, у которой на левой руке нет двух пальцев?

Мужчина убрал руку с газового баллончика и потер затылок.

— Не, не знаю. Нету здесь таких. Удачи в поисках. Да, кстати. У нас тут стая собак завелась, может и бешеные. Так вы аккуратнее гуляйте, а то оттяпают и пальцы, и все, что есть.

И, усевшись за свой стол, он уткнулся в сканворд, пробурчав что-то про наглую бабу и малахольную тетку.

— Дерьмо, — резюмировала Агнешка. — Газовым баллоном он меня пугать вздумал, синдром вахтера ходячий. Собаки у них тут, видите ли.

Она сняла рюкзак, достала из него "Жгучий перец" и переложила в карман пальто.

***

До вечера они обошли половину поселка, выспрашивая всех более-менее адекватных встречных про Алену. Результатов получилось ноль. Уже начало смеркаться, когда Ольга и Агнешка вышли обратно к "Продмагу" и "Ручейку".

— Оль, чего дальше-то? — осипшим голосом спросила Агнешка. Она изучила расписание рейсов и выяснила, что следующий автобус в Москву будет утром.

Блондинка закурила длинную тонкую сигаретку.

— А, не парься. Переночуем в гостинице, деньги у меня есть. Завтра езжай домой, а буду искать Алену.
— Я взяла неделю отпуска, и не собираюсь торчать дома, — ответила Агнешка. — Но здесь нет гостиницы. Поэтому я и спрашиваю, что делать дальше.
— Как нет гостиницы? — удивилась блондинка. — Гостиницы есть везде.
— Не в этой мега-дыре. Я проверила в инете. Только комнаты сдают. Снимем комнату у какой-нибудь бабки, а бабка двинет кони и попросит тебя поискать ее внучку где-нибудь в Магадане. Ты же не можешь постоянно искать чьих-то внучек. Или можешь? Оль, я замерзла, устала и спать хочу, а у тебя сопли!

Ольга подняла руку, останавливая проезжавшее мимо такси.

— Отвезите нас в гостиницу, плиз, — попросила она водителя, и, не дожидаясь ответа, уселась сзади.
— Двести рублей будет стоить, — сообщил таксист. — За триста прям сейчас вам номер забронирую, у меня сеструха — администратор в "Петрушке".
— А ты говоришь, Ань, гостиницы нет, а она есть. Садись.

— 4 —

В теплом двухместном номере Агнешка быстро восстановила силы — хватило пять минут посидеть на кровати.

— Оль, — сказала она. — Пивка не хочешь на сон грядущий?
— Я бы лучше красненького бокальчик… ну два.
— Ну окей, я в магазин сбегаю. Отдыхай пока.
— Спасибо. Тебе денег дать?
— Не надо, мамочка, — проворчала Агнешка, застегивая пальто.

Сетевой супермаркет сиял рекламными щитами через квартал от гостиницы. Взяв пару бутылок не фильтрованного, красное полусладкое и кое-что из еды, Агнешка расплатилась и вышла на улицу. "Эй, коллега!", услышала она знакомый голос. Ага, тетя-фельдшер, давно не виделись. Та переоделась и, очевидно, успела поспать пару часов. Во всяком случае, она стала несколько меньше похожа на крокодила.

— Здрасьте снова, — буркнула Агнешка.
— Да ладно, без обид, — сказала фельдшер. — Ты, раз медик, должна знать, иной раз так упашешься за смену, убивать охота.
— Бывает, проехали.
— Верой меня звать.
— Аг… — нет, не в этой дыре, — Анна.
— Хорошо, что тебя встретила. Я вспомнила кое про что. Отойдем в сторонку.
— Про Алену?!

Они встали под козырьком черного входа, возле плаката "Разгрузка продукции — машины не парковать".

— Не. В душе не ведаю, что за Алена. А вот Лилию Сумарокову я знала. В семьдесят шестом было, я только в школу пошла. Жили с родителями в деревне, отсюда километров полста по прямой. Лилия Ивановна там обитала, в хибаре довоенной, у самого леса. Лес, а за лесом кладбище. Она геолог бывший, в глухомань такую ходила, какой и на карте-то нет. Натворила чего-то в походе, чуть в тюрьму не попала.
Говорили, что она колдовать умела, порчу наводить. Уж не знаю, с чего это взяли, говорить-то что угодно можно… Кровь в ней цыганская была, эт видно, ну а в ком ее нет…
— Во мне нет, — холодно ответила Агнешка.
— Но вот детей Лилия не любила, могла обругать ни за что, а могла и палкой ударить. С ней не связывались, потому что хрен что сделаешь, а горя не оберешься.
— Ну ясно-понятно, — поддакнула Агнешка. — Только умерла она уже. Без всякого колдовства. Внучке квартиру оставила.
— Ты ее видела мертвой? — спросила фельдшер Вера.
— Странный вопрос, но — да, видела.

Вера оглянулась по сторонам, вынула из кармана чекушку водки, выпила ее в один глоток, сморщилась.

— Земля ей землей. Халида на том свете уж заждалась ее, поди.
— Кто заждалась?
— Халида. Фазекова. Она из райцентра была, не деревенская. Дочка партийца. Красотка, как с обложки, — Вера с отвращением подавила отрыжку. — Красивая молодая сука. Насквозь гнилая. — Агнешка отстранилась от перегара, но фельдшер не заметила ее движения. — Взрослые себе голову ломали, зачем она в деревню-то приперлась? Упакованная по высшему классу: тачка "Жигули", лучший дом, денег сколько хочешь. Во все дыры лезла, подглядывала, подслушивала и доносила куда следует: кто самогоночку варит, кто мясом торгует, у кого доходы левые. Бабам про мужиков, мужикам про баб, всех перессорила. И ей это нравилось.

Что-то они не поделили с Лилией Ивановной. Не помню, что, но дошло до драки. Всерьез сцепились, еле-еле их растащили. Халида грозила, что Лилия жалеть будет, кровью умоется, на коленях прощения просить приползет, а та только посмеялась и ответила: посмотрим, кто приползет. Следующей ночью Халида села за руль пьяная, доехала до шоссе и там рванула. И сбила женщину с ребенком.

Думаешь, только сейчас такое богатеям с рук сходит? А нет, всегда так было. Мы уж потом узнали, что Халида еще раньше убила пешехода, и отец ее в деревню сослал, чтобы не отсвечивала, пока все не уляжется. Но в этот раз не улеглось и с рук не сошло. Муж погибшей подкараулил ее возле магазина и выплеснул ей в рожу банку кислоты.

— Во трэш.
— Ну да. — В руке Веры чудесным образом материализовалась вторая чекушка. — Как она по земле каталась, как ногами сучила, как выла, божечки мои! Ну, увезли ее в больницу… А к Лилии Ивановне в тот же день милиция нагрянула, следователь, допрашивали. Дескать, Халида показания дала, что это Лилия сожгла ей морду. Мухлевали, конечно, Халида еще под наркозом была. Да не прокатило, свидетелей человек десять нашлось, а мужик чистосердечное написал. В общем, от Лилии отстали. А через два месяца, в ноябре, Халиду папаша обратно в деревню привез и оставил. Но, прежде чем уехать, зашел к Лилии Ивановне и сказал: дочь мою попомнишь, сволочь.
Ладно, не знаю, чем вам эта история поможет. Все давно быльем поросло. Или нет.
— Будем иметь в виду, — сказала Агнешка. — Спасибо.

И она быстрым шагом направилась к гостинице. Третью чекушку она отберет и выкинет в мусорку, а ссориться неохота.

***

— Ну правильно, — сказала Ольга, выслушав в вольном изложении Агнешки фельдшерское повествование.
— Что — правильно? — уточнила Агнешка, ввинчивая в пробку одолженный у девушки-администратора штопор.
— Не знаю, — ответила блондинка. — Но, по-моему, все так и должно было быть. Лилия Ивановна — совсем не простая бабушка. И… Впрочем, неважно.
— Ольга, ты темнишь. Что там у тебя в голове?
— Абсолютно ничего. Я думаю, Алену мы очень быстро найдем.

Агнешка разлила по стаканам напитки, сделала маленький глоточек пива.

— Очень быстро — это в течение скольких дней? В Москву-то возвращаться надо по-любому.
— Быстро. Не волнуйся. Она живет в поселке. Тот сторож в поликлинике, он знает, о ком мы спрашивали. Просто не захотел говорить.

Агнешка покосилась на блондинку.

— Скотина. Оль, а Оль. Нам бы бродячих собак раньше не найти. Мне сорок уколов даром не надо.
— Не найдем. Они ушли бродить в другое место.

Ольга залпом проглотила стакан каберне.

Закусила конфетой, взбила челку и сказала:

— Халида была там, в больнице, когда умерла Лилия Ивановна.
— Что? — очумело уставилась на нее Агнешка.
— Да. Я поэтому и говорю, что все правильно. На ней была маска, но не потому, что она боялась подцепить коронавирус.

***

Обычно, выпив пару бокалов вина, Ольга принималась петь хиты из дискотеки девяностых, но сегодня ей было не до песен. Она не очень хорошо спала в автобусе, а после блужданий по городу все тело ныло и молило о покое. Она поворочалась с полчаса и заснула. Во сне Ольга очутилась в каком-то лесу.

Осторожно ступая по влажно хлюпающей траве, она шла, ориентируясь на голоса, звучавшие глухо и невнятно. Лес между деревьями был простелен густыми клубами тумана. Но вот сон набрал обороты, туман стал редеть, а под ногами появилась тропинка. Тропинка привела ее на берег пруда, обильно заросшего тиной и кувшинками. Здесь она увидела двоих мужчин, одетых так, как одевались раньше дачники. Рядом, на земле, лежали корзины для грибов. Поодаль стояла женщина в черном плаще и пестрой косынке.

— Равиль мне голову оторвет, — причитала она. — Да как же так, как же так?! Да я спала еще, а она ключ от двери подобрала и сюда сбежала.
— Всё, отбегалась, — сказал один из грибников, глядя куда-то вверх. Ольга проследила за его взглядом и поежилась. С высокого дерева свисало на веревке тело. Восходящее солнце осветило лицо самоубийцы — изувеченное, обглоданное и вылизанное кислотой. Ветер брезгливо встрепывал угольно-черные волосы.
— Как она туда забралась-то? — спросил второй грибник, прикидывая на глаз высоту от земли до толстой ветки, на которую в несколько витков была намотана веревка.
— Под наркотой она была, — всхлипнула женщина. — Я ей колола каждый день…
— Ментов вызывать надо, — сказал первый. — Давай рацию.

В воздухе расплывались запахи: терпкий аромат смолы, затхлое дыхание пруда, испарения от земли и дым далекого костра. Последнее, что запомнила самоубийца, прежде чем отпустить ствол дерева и упасть вниз с петлей на шее.

***

Завтракать они отправились в "Ручеек". Та же кассирша, сегодня в нарядной белой кофте, разогрела им бутерброды и приготовила отличный кофе. Они пришли вовремя: сразу за ними выстроилась очередь из десятка работяг. Ольга наслаждалась едой, Агнешка сверялась с картой поселка, купленной накануне в киоске.

— Оля, — сказала она, насмотревшись на карту. — Вчера я услышала от тебя одну криповую вещь. Сегодня я хочу услышать, что ты это придумала. — Блондинка взглянула на нее вопросительно. — С чего ты взяла, что Халида была в больнице?

Ольга отставила в сторону чашку. По ее лицу пробежала тень.

— Она стояла за шторой, там, в палате. Я еще подумала: а что, если за шторой кто-то есть, а потом подумала: да не, глупости какие-то. Она не шевелилась, ничем себя не выдавала, но вдруг я услышала, как она шепчет… В этот момент, собственно, бабушка и умерла. Я ничего не придумываю, я видела собственными глазами женщину в маске, она отдернула штору, постояла у бабушкиной кровати и вышла. Постовая с доктором уже после прибежали.
— Вот чертовщина, — выругалась Агнешка. — Почему ты ничего не сказала?
— Я думала, они знают, кто у них в палате находится…
— Это аварийная палата, ее перед ремонтом расселили. Бабушку поместили туда, чтобы не оставлять в коридоре. А охранники несколько дней стояли на ушах, потому что кто-то проник в главный корпус, и его не могли найти. Обшарили все закутки, и ничего, хотя на камерах то и дело баба в маске мелькала. Но почему обязательно Халида? Может, просто какая-то больная на голову.
— Но она и должна быть больная на голову, — промолвила Ольга. — У нее было жутко изуродовано лицо. Пластическая хирургия помочь не могла, там все оказалось очень плохо. И она постоянно мучилась от боли. Сиделка делала ей инъекции. Совершенно логично, что она съехала с катушек.
— В таком случае, — перебила ее Агнешка, — еще более логично ей было бы покончить с собой задолго до наших дней. А не навещать старую бабку Лилию в ее смертный час.
— Вот именно, — ответила Ольга. — Халида покончила с собой. И тут уж я ничего не могу тебе объяснить.

— 5 —

До семи вечера они бесполезно шерстили поселок, улица за улицей, двор за двором. Дважды они заблудились, и Агнешка по карте (навигаторы в телефонах то работали, то не работали) выбиралась к торговым рядам, "Продмагу" и "Ручейку". Восемь раз у них попросили "на опохмел". Одиннадцать раз обложили херами. Один раз полицейские проверили документы, причем почему-то только у Агнешки, хотя блондинка совала свой паспорт, повторяя: вот, вот.

Но никто не знал Алену, внучку Лилии Ивановны, а если кто-то и знал, то не пожелал в этом признаваться.

Даже Ольга, свято верившая в существование внучки, впала в глубокую задумчивость.

Они остановились в узком проулке, и Ольга достала сигарету.

— Дай и мне, пожалуйста, — попросила Агнешка.
— Ты же не куришь, — удивилась блондинка, протягивая ей пачку.
— С тобой закуришь и запьешь, — честно сообщила Агнешка. — Оль, вернись в реальность. Если Алена и существует, нам ее не найти. Мы не фээсбешники. Мы просто теряем здесь время. Ну? О чем ты думаешь?

Ольга сделала длинную затяжку.

— Я думаю, почему Халида села за руль пьяной, — произнесла она.
— Угу, — кивнула Агнешка. Она уже убедилась, что блондинка — большая искусница задавать неожиданные вопросы и не давать на них ответов. — Это, конечно, очень важно. Шок, интрига, срочно в номер.
— Да, — серьезно отозвалась Ольга. — Почему-то это очень важно. Видишь ли… Я могу чувствовать людей. Даже если никогда их не видела, а только слышала что-то. Халида не собиралась снова влипать в неприятности. Во-первых, она в этом поклялась, во-вторых, у нее были огромные планы, учеба, карьера, много чего. И вела она себя тихо — ну, в ее понимании, конечно, характер-то никуда не денешь. Она обожала пакостить.
— По-твоему, кто-то умышленно ее напоил?
— По-моему, да. Халида много грозилась, но она была просто злой, агрессивной и не очень умной. До нее так и не дошло, что она наговорила много лишнего и нажила себе врага.
— Лилию Сумарокову? Она пришла по типу мириться, изобразила простецкую бабу, принесла с собой выпивку, а потом подбила Халиду поехать кататься?

Ольга промолчала.

— Ладно, Оля. Допустим, ты чувствуешь людей и их побуждения. Тогда скажи мне, каким чертом она, через сорок лет после самоубийства, приперлась к Лилии в больницу? Или ее тогда откачали, не?
— Нет. Ее нашли уже мертвой. Там что-то другое, о чем я даже и думать не хочу.

Женщины посмотрели друг на друга и отвели глаза.

***

Кафе "Ручеек" было все же не самым посещаемым заведением в поселке. Сюда приходили, в основном, взять что-нибудь на вынос. Агнешка и Ольга уселись за "свой" столик возле окна, и Агнешка, собравшись с мыслями, сказала:

— Мне доводилось сталкиваться с… скажем, с явлениями, в которых не все объясняется законами физики. Как бы матрица лагает. Но там было проще. Можно проигнорить некоторые детали, а из остального построить ровненькую схемку. А мы ввязались в какое-то действо, и оно не закончилось со смертью Лилии, оно продолжается до сих пор. Завтра я возвращаюсь в Москву, и ты едешь со мной, это решено. Начнешь упрямиться — поставлю тебе ночью волшебный укол, и у тебя до самого дома будет приход.
— Ты всегда возишь с собой спецпрепараты? — осведомилась Ольга, глядя в зеркальце и подкрашивая губы.
— Послушай, до сих пор я считала, что наша затея — невинная блажь из желания сделать добро незнакомой Алене. Сейчас я так не считаю. Мы играем стремные роли, нам не дали прочесть сценарий, и что нам светит по сюжету — отдельный вопрос. Я уже молчу, что точно к нашему приезду в поселке появилась стая бешеных собак. Хорошо, что мы на них не наткнулись, а то бы мой баллончик не помог. Или ты умеешь собакам зубы заговаривать?
— Не умею. Мне тоже не хотелось наткнуться на стаю. Они следили за нами. Я видела. Десять, пятнадцать собак. На волков похожие. У одной слюна из пасти так и лилась.

Агнешка, редко ругавшаяся матом, отпустила несколько крепких словечек.

— …дь! И ты молчала?!
— Не хотелось, чтобы ты нервничала.
— …ц. Оля, это просто …ц. У меня, …дь, других слов нет и не будет.
— Не ругайся, плиз. — Ольга закрыла пудреницу и убрала ее в сумку вместе с помадой. — Я ужасно расстроилась. Мы должны были ее найти сегодня.
— Должны мы, как же. Никому мы ничего не должны. — Агнешка осеклась и пробормотала: — Черт! Мы облазили весь этот злогребучий поселок от края до края. Везде, везде мы спрашивали про Алену. Везде, блин. Кроме самого очевидного места.

Она вылезла из-за стола и подошла к раздаче.

— Здрасьте, Алена, — сказала она царственной кассирше. — Ну мы вас обыскались.

***

Сзади подошла Ольга.

— Но, — робко заметила она. — Но ведь у нее…
— Главврач поликлиники, — без выражения произнесла Агнешка. — Романов Евгений Львович. Я ему экзамен сдавала. Сейчас ему уже за семьдесят. Один из лучших трансплантологов был.

Кассирша демонстративно положила на прилавок левую руку.

— Да, — сказала она. — Пальцы мне пришили той же ночью. Очень повезло. Если бы сержант, сам с раздробленным коленом, не схватил меня в охапку и не доставил в больницу за пять минут, я бы осталась инвалидом.
— А нынче он в отставке и караулит поликлинику, — констатировала Агнешка. — Ну так как правильно вас звать-то? — сварливо уточнила она. — Алия? Алтынай?
— Нет, правильно — Алена. Верка со "скорой" сказала, что вы меня ищете. Зачем я вам?
— Ваша бабушка Лилия Ивановна скончалась на девяносто третьем году жизни, — ответила Агнешка. — Вы получаете в наследство трехкомнатную квартиру в Москве, в хорошем кирпичном восьмиэтажном доме. Последним желанием Лилии Ивановны было, чтобы вас нашли и оповестили. Теперь вы оповещены. Ольга, мы уезжаем.

Она двинулась обратно к столику, но блондинка медлила, наблюдая за кассиршей. А та почти с испугом пробормотала:

— Это… нее, мне ничего не надо.
— Что вы сказали? — резко обернулась Агнешка.
— Вот именно, — подхватила Ольга. — На вашем месте я бы близко к этой квартире не подходила. Мне очень нужно было вам об этом сказать. И убедиться, что вы поняли.
— Я понимаю гораздо больше, чем вы, — ответила Алена. Она повесила на дверь табличку "Технический перерыв" и задвинула щеколду. — Давайте посидим, я вам все расскажу. Пирожные за счет заведения.
— А вас не уволят? — забеспокоилась Ольга.
— Это мое кафе, — объяснила Алена. — У меня еще девочка работает, но она сейчас на больничном. Ничего страшного. Вы же приехали в такую даль, с ног сбивались. Так вот знайте: Лилия Ивановна ненавидела нас с мамой.
— За что? — насторожилась Агнешка.
— Не знаю, за что, но ненавидела. Мы чем-то мешали ей, очень мешали, но она никогда прямо не говорила этого. Она вообще была очень скрытной. Мы и не общались почти: бабушка жила в деревне, откуда Верка-фельдшер родом.

После войны Лилия выступала с концертами перед фронтовиками, и на одном из них познакомилась с сотрудником военного архива. Они поженились, прожили вместе почти десять лет. Дедушка перенес несколько тяжелых контузий и нуждался в серьезном лечении, но не мог оставить работу даже на день. В пятьдесят шестом году он скоропостижно скончался, но перед этим нашел что-то в спецхране. Что-то такое, чего нельзя было находить ни ему, ни кому-либо еще. Но он не просто нашел это. Он оставил в дневнике подробные записи и анализ обнаруженных документов. Лилия прочла дневник, и у нее зародился идефикс, соответственно которому она и стала действовать.

С помощью сослуживцев мужа она устроилась в канцелярию геологоразведочного университета, а через год поступила на первый курс. Сама учеба мало ее интересовала, хотя она и получила диплом с отличием. Она убедила руководителя практики зачислить ее в состав экспедиции по сложному маршруту, куда-то за Енисей… и там она отстала от своего отряда, случайно или нарочно, но, наверное, нарочно. Ее искали в тайге несколько суток и в итоге сочли погибшей. Но два года спустя она вернулась, написала начальству совершенно бредовый рапорт… Естественно, ее заподозрили в шпионаже, долго проверяли, устроили медкомиссию с пристрастием, и, в конце концов, уволили, якобы по здоровью. Ее даже не посадили, хотя в то время людей отправляли в лагеря за меньшие проступки.

То, что я скажу вам дальше — мои домыслы… я собрала сведения, сколько могла, советовалась со знающими людьми, но это просто домыслы. Я не вникала в прошлое слишком глубоко. Лилия Ивановна специально напросилась в ту экспедицию, она хотела попасть в один конкретный район, куда не доберешься просто так, без опыта, оборудования и профессиональной экипировки. Там живут шаманы-отшельники, изгои, практикующие запретный обряд… я имею в виду, что он запрещен даже среди самых черных колдунов. Обряд этот — обращение к слепому демону ветров, Вымраку, древняя ментальная техника. Формально обряд дает адептам убежденность в том, что они обретают защиту демона и могут прибегнуть к ней в случае нужды. Фактически же, это не самовнушение, а прямой диалог, и всё гораздо опаснее.

Я читала адаптированную версию легенды о Вымраке, его еще называют "Стерегущим Во Тьме". Он появился, когда на земле не было жизни, и противостоял богам, возжелавшим ее создать. Вымрак охотнее всего покровительствует сумасшедшим и психопатам, одержимым жаждой убийства, наделяя их способностью запутывать причинно-следственную связь.

Заметьте себе, Лилия Ивановна не стала первым человеком, который присоединился к шаманам-изгоям и читал вместе с ними заклинания. Но ей первой удалось в этом преуспеть. Он выросла в таборе и хорошо умела всякие штуки, типа гипноза и так далее. Но ее посвятили в обряд, и она научилась куда большему. Понемногу, незаметно, она кое-что пробовала, чисто испытать возможности. Мама боялась ее до одури, и этот страх передался мне. Однажды бабушка приехала к нам, без предупреждения. Мол, соскучилась по дочке да по внучке. Как же, щас.

Верка вам рассказала, что у бабушки получилось с Халидой Фазековой, дочкой директора мясокомбината? Верка прибухивает между сменами, иногда болтает, о чем не просят… Но так даже лучше, а я расскажу, что было дальше. Халида месяц как лежала в могиле, и на комбинате шептались, что директор хочет сжечь виновника заживо. Казалось бы, тот мужик, что ее кислотой облил, и есть виновник. Он в СИЗО вырубил конвойного, отобрал у него пистолет и застрелился. Кто тогда? Но слухи-то ходили. Мама работала в заготовочном цеху и все про это знала. А еще хуже, что могилу Халиды кто-то раскопал, но про это говорили уже совсем-совсем шепотом. Директор, Равиль, был в ярости, громил мебель в своем кабинете. И он вызвал в поселок своих людей — уголовников, чем-то ему обязанных и готовых выполнить любое поручение.

Уже потом я догадалась, что они искали бабушку, но она-то отсиживалась у нас!

Днем она пекла пироги, блины, как образцовая бабушка. А по ночам выходила во двор и с кем-то разговаривала, но… никого рядом не было. При этом начинал дуть сильный ветер, деревья прям до земли сгибались. Где-то через неделю Равиль попал в аварию на своей "Волге". Машина буквально улетела с трассы на полной скорости. Двое, которые с ним ехали, всмятку, а сам Равиль выжил, но мозги ему отшибло начисто, в овощ превратился.

В тот вечер бабушка нервничала, все выглядывала в окна, а часов около девяти вдруг села за телефон и вызвала милицию. "Зачем?", спросила ее мама. И тут в дом вломились какие-то мужики. То, что было дальше, не сохранилось у меня… ругань, мамины крики и… и бабушка, прятавшая меня за своей спиной. Она единственная молчала, и в руке у нее был нож. Потом подъехал наряд, началась перестрелка, те, что были у нас в доме, стреляли из окон… дальше ничего не помню, только как я вопила от боли. Наверное, меня попытались взять в заложники или как-то мною прикрыться.

Мама, вся седая, забрала меня из больницы. Долго она не протянула: умерла прямо в цеху. Меня определили в детский дом. Лилию Ивановну я с тех пор больше не видела, но у нее действительно была квартира в Москве, ей от МГУ выдали. Можете сказать, что я ненормальная, но пусть эту квартиру забирает кто угодно. Мне наплевать. На пушечный выстрел туда не сунусь.

И еще кое-что. Когда я училась в пищевом техникуме, в нашей группе был парень, отец которого работал в ГАИ. Он первым приехал на место, где Фазеков разбился. И он говорил, что видел, как неподалеку, на обочине, стояла женщина. Он думает, что это была Халида — в погребальном платье, с лицом, замотанным в платок. Ее так и хоронили в платке… Он окликнул ее, потребовал назвать себя, и она сразу же исчезла.

Алена зябко обхватила себя руками, обернулась на дверь и сказала:

— А теперь вам пора, если хотите успеть на автобус. Спасибо вам за заботу. Только зря все это. Напрасно.
— Оставьте мне на всякий случай ваш телефон, — попросила Ольга. — Ну, вдруг чего.

***

— Мам, — сказал Никита, доев суп. — Спасибо, очень вкусно.
— Жрите, не обляпайтесь, — бросила Катя.

Никита встал рядом с ней, заискивающе коснулся ее плеча.

— Мам, прости. Такая тема, я реально становлюсь, как отец. Ну, ты пойми, так получается. Я стараюсь быть… ну хотя бы как дедушка. Но, блин, мам…
— За языком следи, — одернула его Катя.
— Сорян, — вздохнул Никита. — Правильно ты мне врезала. Это я от злости, мам, сказал, что отцу пожалуюсь. Ничего я не пожалуюсь.

Он протянул ей шоколадку и пачку ее любимых сигарет.

— Мир, мамуль?
— В магазин сходи, я плохо себя чувствую.
— Не вопрос, мам.

Никита встал на цыпочки, поцеловал ее в щеку и пошел одеваться.

Катя машинально положила сигареты в карман, развернула шоколадку и отломила кусочек. Прям агнец божий, а не ребенок. И на всякий случай она решила, что верить ему нельзя.

— 6 —

Обратно они ехали на том же самом автобусе.

Ольга листала адресную книжку в своем смартфоне и не могла решить: позвонить Алене или не надо. Что она ей скажет? Что ей грозит опасность? Чтобы была осторожна? Какая опасность, насколько осторожна?

Агнешка спала, закутавшись в пальто. Она поставила точку на этой поездке. Дальнейшее ее не касалось. Для себя она не впервые вывела: те, кто давит на жалость, чаще всего ее ни разу не заслужили. Хотя она и не была до конца уверена, что блондинка повелась. Как она сказала там, в больнице? "Захотела и сделала". Зачем, почему — поди знай.

Покусывая ноготь, Ольга вспоминала свой первый приход в палату, где лежала Лилия Ивановна. Она сразу уловила нечто изощренное и безжалостное, услышала тонкое пение эфемерных, но прочных нитей, натянутых кем-то наощупь и управляющих событиями. Прикоснувшись к голове старой женщины, она ощутила… сопротивление. Тогда она не сообразила, что это. А это боролась железная воля. Воля, которая управляла дряхлым телом, запретив ему умирать, пока всё не закончено, к а к н а д о . Эта воля несла кому-то беду, и Ольга, как могла, попыталась умиротворить зло, надевшее личину безобидной старушки. Но она с этим не справилась.

Воля, с которой Сумарокова встретила врага, скрывающего лицо, и даже заставила его послужить себе напоследок. Но смерть была неумолима. По какой-то причине слепой демон (Вымрак, как его там?) не даровал своей приспешнице бесконечной жизни и не остановил телесного тлена (а ведь именно за этим она ушла из лагеря геологов в тайгу). Что за причина такая?, размышляла Ольга.

Может быть, она и не сама размышляла. Иногда она просто пропускала через себя чьи-то мысли, когда не хватало своих.

Вот что за причина. Последователям Вымрака не полагается иметь потомства, ведь это противоречит самой его сути. Лилия Сумарокова извела собственную дочь и посчитала, что этого хватит, чтобы уложиться в "контракт". Но оставалась еще внучка. Сумарокова не была монстром или серийной убийцей. Она пощадила Алену. Но, вероятно, она предвидела, что однажды ей придется отправить на поиски внучку чужих людей.

Алена никогда никому об этом не говорила — может, и вправду не помнила, а, может, ей казалось это чересчур диким и нелепым — но не бандиты, а бабушка отрубила ей два пальца. Чтобы те, кого она пошлет к ней, могли ее опознать.

Сумарокова учитывала абсолютно всё. Слишком добрая блондинка не годилась, чтобы стать орудием мести, последнего воздаяния нелюбимой внучке за крах всех замыслов. (Четыре десятка лет Лилия Сумарокова искала подходы, чтобы вернуть утраченное благоволение Вымрака, но тот не соблаговолил откликнуться на зов). От Ольги требовалось найти внучку. Кто-то другой выполнит остальное.

Но что, если Алена вовсе не виновата в том, что жила на свете, не вписываясь в правила древнего обряда? Что, если вина лежит на самой Лилии?

Сумарокова злоупотребила данной ей властью. Она усадила за руль пьяную Халиду. Она пересекла линию судьбы несчастной женщины с ребенком и путь машины, которую вела Халида. Наверняка она поспособствовала тому, чтобы Халида понесла жуткое и жестокое наказание. И, когда Фазекова искупила грехи и с петлей на шее ушла из мира, не оставила ее в покое, а использовала для своих целей. Ничей, даже вечный сон, не крепок достаточно. Ветер над могилой заговорил, и от произнесенных им слов содрогнулось Небытие. Повинуясь приказу, покойница с замотанным в платок лицом ступила обратно за порог смерти, поднялась из могилы и отправилась через кладбище к шоссе. Разглядев в свете фар собственную, недавно похороненную дочь, Фазеков-старший крутанул руль, машина потеряла управление и воткнулась в кювет.

Дальнейшая участь Халиды кошмарна. Мироздание пишет законы, и нарушать их нельзя даже слепому демону Вымраку, а если всё же они нарушаются, демон принимает меры, чтобы никто ничего не узнал. Сорок лет Халида скиталась, не попавшись никому на глаза, и только запахи порой выдавали ее присутствие. Вымрак по-своему наказал Сумарокову, которая подвела его, лишив ее всех прав и привилегий и назначив в конце свидание с обидчицей.

Когда посреди ночи Халида постучала в дверь и попросила впустить ее, Сумарокова пришла в бешенство. Намек был прям и ясен: это твой плод, получай обратно, росписи не надо, хочешь — хорони, хочешь — выкинь на помойку. Демон отступился от нее, но она и сама по себе кое-что еще могла. И у нее был список тех, кому надо раздать на прощание "холодные блюда". Вполне может статься, что в припадке ярости она вписала туда самого слепого демона! Но вот здесь у нее отказало сердце…

Где сейчас Халида?

И кому велено прийти за внучкой?

Ольга нашла ответ, когда автобус въезжал в Москву. Она тут же позвонила Алене, но телефон у нее был выключен. Хозяйку кафе "Ручеек" уже везли в морг судебной экспертизы, сложенной в пластиковый мешок почти по кускам. Растерзанное собаками тело нашли во дворе ее собственного дома. Она не дошла до дверей всего нескольких шагов.

***

— Мам, мам, ты дома? — завопил Никита, влетая в квартиру. — Мам?
— Да здесь я, здесь, — ответила Катя. — Что случилось, чего ты орешь?
— Там бабку с седьмого этажа привезли. Просят помочь чего-то… Мам, сходи, а? А то мне на тренировку срочно, отец опять ругаться будет…

Шаркая тапочками, Катя поднималась по лестнице. Когда же всё-таки починят лифт, сколько можно над людьми издеваться? Ладно еще, она молодая, может и пешком, а пожилым каково? Лилия Ивановна, хоть и легкая, а семь этажей ее тащить, небось, веселого мало… Стоп, спохватилась Катя.

Зачем ее привезли обратно? Она же умерла!

Катя не помнила, откуда она об этом знает. Но она знала это точно.

Ее чуть не сбил с ног плотный нисходящий слой запахов. Лес, вода, земля, дым, смола.

Она ошарашено подняла глаза и уперлась взглядом в дверь квартиры старой Лилии Ивановны. Дверь приоткрыта, внутри явно кто-то есть. Но этому "кому-то" не требуется помощь. Там ловушка, спохватилась Катя. Тот самый силуэт из ночи. Подстерегает ее.

Катя гораздо меньше испугалась бы, знай она, что за последние полчаса ее сын Никита успел сделать больше, чем за всю свою не длинную жизнь. Он отмычкой открыл допотопный замок и проник внутрь. Он впервые пробовал себя в таком амплуа, и ему было не по себе, так что он не стал заходить далеко, а просто сунул крохотный пакетик под распадающийся на части половик у входа. Затем он стянул резиновые перчатки, позвонил в полицию и сказал: "Моя мать спрятала наркотики. Приезжайте по адресу…" — и продиктовал адрес. Нужно было уладить только один нюанс — мать должна находиться как минимум рядом с "объектом", а если в самой квартире, то вообще идеально. Но Катя испугалась бы этого гораздо меньше.

Она вновь испытала приступ страха, как позапрошлой ночью, начала задыхаться, мозги отключились. Не понимая, что делает, Катя добежала до восьмого этажа и забилась в угол, сунув в рот большой палец.

До нее донеслись шаги нескольких пар ног, обутых в берцы, шипение рации, отрывистые переговоры, клацанье затворов.

Полицейские вошли в квартиру. Никита последовал за ними, хотя его и не звали. Но ему не нравилось, что им пренебрегают.

— Здесь где-то труп, — сказал сержант, втягивая ноздрями воздух.
— И газ вроде утекает, — добавил второй полицейский, заглядывая в комнаты. — Конкретно так течет. Тут никого, тут тоже.
— Кухня! — взвизгнул сержант, срываясь с места. Он успел увидеть на кухне фигуру — предположительно, женскую — но было слишком темно, и он шарил по стене в поисках выключателя. "Лилия?", — услыхал он шепот. Затем чиркнула спичка, и всё вокруг заполнил яркий свет…

Когда стих грохот взрыва и отзвенели битые стекла, Катя на восьмом этаже вынула изо рта большой палец, всхлипнула и снова положила палец в рот.

@Моё